Завязалась у меня переписка после выхода в свет первого издания "Щедрого жара" с безвременно ушедшим от нас Федором Абрамовым, который был любителем и знатоком русской бани.
"Попариться еще не удалось (только что вернулся из Москвы),- сообщает в своем письме Федор Александрович.- Но тороплюсь это сделать, ибо не сомневаюсь в полезности оного. О русской бане мне приходилось говорить в разных сочинениях, но полнее всего в романе "Две зимы и три лета", который Вам посылаю. Есть баня и в "Пелагее", "Деревянных конях" и в последнем романе "Дом".
Еще строки из письма Абрамова: "...Одна из моих шуточных записей о бане. На свадьбе в Пинеге. Пинежане, родня женихова, стали хвалиться местом своим: "У нас ведь здесь красота... Ширь-то какая. Река, луга". А как стерпеть такую похвальбу родне невесты? Она в ответ: "А вы знаете, как в Земцове живут? Семгой баню топят, чухарями хвощутся, в молоке купаются..."
"Банные" строки из повести "Деревянные кони".
"...Дождь не переставал... В конце концов, я накинул на себя плащ и пошел затоплять баню: хорошо из нынешней лесной купели да прямо на горячий полок... Бани в Пижме черные, с каменками, стоят рядком неподалеку от реки, под огородами, которые как бы греются на взгорке. Весной бани затопляет, и с верхней стороны против каждой из них врыты бревенчатые быки - для сдерживания и дробления напирающих льдин, а кроме того, от этих быков к баням протянуты еще могучие тяжи, свитые из березовых виц, так что бани стоят как бы на приколе.
Я спросил у Максима: к чему эти премудрости? Не проще ли было бы поставить бани на взгорке, там, где расположены огороды?
- А затем, чтобы веселее жить".
А теперь "банные" фрагменты из романа "Две зимы и три лета".
"...Эх, жар-суховей, пар-береза на спине! В Пекашино любили попариться. Бывало, в субботу стукоток стоит за колодцами, у болота (там банный ряд): трещат, хлопают двери, раскаленные мужики да парни вылетают в белом облаке и бух-бух в снежный сумет или в озеринку. И в войну не забывали баню, в самые черные дни топили. А как же иначе, если это и твоя единственная отрада в жизни, и твоя оборона от всех болезней и хворостей?".
"...Але?- подал голос Михаил, входя в сенцы.- Есть жар?
- Есть, наверное. Мне с этим жаром-паром не на луну лететь,- замысловато ответил из бани Егорша.
Горбясь под низким черным потолком, Михаил дотронулся пальцем до каменки - хорошо накалена!- и зашуршал березовым веником. Егорша панически приподнялся на полку:
- Ты что, опять будешь устраивать Африку?
- Да, надо немножко кровь разогреть. У меня что-то ухо правое ломит - надуло, наверно, на реке.
...Михаил, приспосабливая к короткому полку свои длинные ноги, попросил:
- Плесни маленько.
Каменка загрохотала как пушка. Сухой, каленый жар придавил Егоршу к полу.
- Подбрось еще ковшик!
- Ну ты и зверь! Скоро, как мой дедко, в рукавицах хвостаться будешь.
- Давай, давай.
- Да мне-то что - жалко! Вода не по карточкам,- Егорша зачерпнул из ушата, отступил, пригибаясь, в сторону... Когда немного спала жара, он ползком стал пробираться к двери.
- Ну тебя к лешему! Я еще не грешник, чтобы в таком жару жариться. Пошел на водные процедуры. Идешь?
- Говорю, у меня простуда.
Михаил повернулся на бок, прошелся веником по спине, потом, упершись ногами в каленые потолочины, еще раз похлестал колени (с осени сорок второго года, с той самой поры, как он пошел в лес, поскрипывает у него в коленях) и, наконец, совершенно обессиленный, выпустил из рук обтрепавшийся веник... За стеной у болота раздался всплеск воды - Егорша нырнул в озерину. Михаил поспешно слез с полка, кинул жару.
- Ух, ух!- с суматошным криком ворвался в баню Егорша.- Вот теперь и нам подавай градусов".